ЗА ФРАНЦУЗСКОЙ РЕШЕТКОЙ
В прошлом году фонд "Общество поощрения художеств" открыл собственное галерейное пространство под названием "На Вспольном". Первой выставкой в новом месте стала совместная экспозиция Никиты Алексеева и практически неизвестного в России эмигранта третьей волны Олега Яковлева.
В Третьяковской галерее фонд устраивал ретроспективы Вячеслава Калинина и Евгения Измайлова. Имена не то чтобы на слуху, и Олег Яковлев в этот ряд встраивается идеально. Его работ никто толком не видел аж с 1977 года, когда Яковлев уехал в Париж, женившись на французской студентке. При том что художника в Москве видели мало, его репутации можно лишь позавидовать: еще до открытия выставки корреспондент "Ъ" о Яковлеве слышал от специалистов только хорошее.
Яковлев принадлежал к московской "золотой молодежи", был модником и меломаном. Во Франции художник сначала, как и положено эмигранту, голодал, а потом каким-то образом устроился настолько хорошо, что о его благосостоянии до сих пор ходят легенды. Его близкий друг и сосед по выставке Никита Алексеев вспоминает, что именно в парижском доме Яковлева впервые увидел джакузи и музыкальный центр. Преуспеяние вызвало скепсис и враждебность эмигрантской тусовки, от которой Яковлев оказался практически отрезан. Позже конфликт с налоговой лишил художника доброй части богатства. Сейчас он живет одиноко, в лофте неподалеку от Пер-Лашез с котом по кличке Котик.
Абстракции Яковлев учился еще в Москве по журналам из Библиотеки иностранной литературы и коллекции легендарного Костаки. Каламбур в названии выставки взят с одной из работ Яковлева, для его творчества не очень характерной. В какой-то момент он увлекся пародиями на супрематизм и расписал несколько тарелок геометрическими композициями и надписями вроде "Супрематизм укрепляет организм!", "Позор скотоложцам 1-й Конной", "Настоящий Мухлевич" и так далее. В Москву приехали живописные варианты тарелок. Подтрунивание над Малевичем не случайно: Яковлев художник без догмы и сверхзадачи. Любимым его мотивом еще в 1970-е становится решетка, дальняя родственница квадратиков, с помощью которых художники переносят карандашные эскизы на холст. Но у Яковлева жесткая структура супрематизма и академизма играет всеми цветами радуги и демонстрирует приятную гибкость лианы.
Во Франции Яковлев познакомился с местным вариантом абстракции и проникся идущей от автоматического письма сюрреалистов практикой скорописи Анри Мишо. Его эмигрантские работы представляют собой наслоения тонких линий кислотных цветов, напоминающие телевизонные помехи во время какой-нибудь детской передачи, такая продуманная абстрактная каллиграфия, близкая тому, что делает сейчас гость года Франции в России Жан-Марк Бустаманте. Яковлев продолжает работать и сейчас, против ожиданий — не хуже, а то и лучше, чем раньше. Особенно хороши две элегии: посвящение "Котику" и "Памяти Клеопатры", обе 2009 года. Сквозь черно-белую вязь прорываются яркие завихрения в форме кругов и прямоугольников, как цветы за проволочным забором. Возможно, примерно так себя художник сейчас и чувствует: равномерно грустно, со вспышками радости.
Валентин Дьяконов (опубликовано на Kulturestyle.com)
